Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Чиновники много рассуждают, что сделать, чтобы медработники не уезжали из страны. Медсестра из минской больницы дала им простой ответ
  2. «Амкодор» национализировали решением Мингорисполкома с грифом ДСП? BELPOL передал «Зеркалу» непубличный документ
  3. Зачем Лукашенко позвали в Москву, где он заявил, что Беларусь не войдет в состав России? Спросили у аналитика
  4. Власти переживают из-за оттока молодежи и думают, как ее удержать. Рассказываем об идеях из закрытого документа (вам не понравится)
  5. Эксперты проанализировали вчерашнее согласие Путина на прекращение огня, но «с нюансами» — вот их выводы
  6. «Обоим грозит исключительная мера». Застреленного в прошлом году мужчину заподозрили в подготовке теракта, по делу проходят его родители
  7. «Слишком близкий к Украине». Трамп отстранил главного представителя США на переговорах из-за претензий Кремля — СМИ
  8. «Я бы сделала это и бесплатно». Поговорили с беларуской, которая сыграла в фильме, получившем пять наград на «Оскаре»
  9. Лукашенко на встрече с Путиным завысил явку на прошедших выборах и количество голосов в свою поддержку
  10. Мобильные операторы анонсировали изменения. Есть предупреждение для клиентов — важно сделать одно действие, чтобы не остаться без связи
  11. Путин согласен с предложением прекратить боевые действия в Украине, «но есть нюансы»
  12. Лукашенко пожаловался, что его в России «периодически» обвиняют в «иждивенчестве», и привел свои аргументы, почему это не так
  13. Представитель Кремля: Москва против временного перемирия


Создатель и руководитель «Пресс-клуба» Юлия Слуцкая, которая 19 августа вышла на свободу после 8 месяцев, проведенных в СИЗО, рассказала порталу «Пресс-клуба» о времени в неволе, об условиях содержания, допросах и об условиях освобождения. Zerkalo.io публикует некоторые цитаты из интервью.

Фото: press-club.by
Юлия Слуцкая с дочерью. Фото: press-club.by

 — Мой первый допрос, который был опросом без адвоката, длился почти 36 часов без перерыва. И это было страшно — они менялись, а я оставалась. Опять же, теоретически я хорошо знала, что кроме «да» и «нет» отвечать ничего нельзя, но я что-то говорила, потому что мне казалось, что я говорю только правду, а она не может быть опасной. В этот момент ты не понимаешь, что все, что, по твоему мнению, не может быть преступлением или нарушением закона, может быть представлено против тебя и это будет сделано. В какой-то момент я просто отказалась говорить, потому что уже плохо контролировала свои мысли. И тогда мне дали поспать час прямо за столом при включенном свете. Я до сих пор под впечатлением от тех первых 36 часов.

— Когда я узнала, что задержали сына Петю, у меня был шок. И я поняла, что это надолго, что в этой ситуации мы абсолютно бесправны и у меня нет никаких рычагов. […] Это был первый раз в моей жизни, когда от меня вообще ничего не зависело. Вообще. Ничего. Это было практически невыносимо. И смириться с этим было сложно, но мне пришлось научиться этому смирению.

Я понимала, что Петю просто взяли в заложники, ведь он оператор, звукорежиссёр, он не имел никакого отношения к финансовым делам. И сидел он в одной из самых худших камер в этой тюрьме — в так называемом «Шанхае», который находится в подвале, где всегда сыро, где на 30 квадратных метрах живут 25 мужчин, спят на трехъярусных нарах. По сравнению с Петей мои условия были прекрасны: всего восемь человек в 15-метровой камере. У нас были двухъярусные нары. Это просто царские условия.

Постепенно увеличивалась доля людей, которые попали туда за политику. Со мной в камере были Марфа Рабкова из «Весны», Алла Лапатко. Я видела Андрея Александрова, он бодр, держится, они с Ирой (Ириной Злобиной, которую вместе с ним задержали и поместили в СИЗО 12 января 2021 года) собираются расписаться в СИЗО. Встречала Олю Лойко, она тоже бодра. Я видела Людмилу Чекину в самом начале, и она тоже молодец. Все очень хорошо держатся, нет слез, нет уныния.

— Что означает ваше помилование?

— Сразу скажу, что наше освобождение не имеет никакого отношения к Воскресенскому и его программе. Нам всем действительно приходило его письмо, оно пришло всем политическим в нашей камере, а их было пять. Но никто из нас на него не отвечал. Мы сами не писали прошение о помиловании, нам даже не приходило это в голову.

К нам пришли с таким предложением. В Уголовном кодексе есть статья, в которой описано, на каких основаниях может быть прекращено уголовное дело. Она предполагает признание вины и двукратное погашение ущерба. Я очень долго думала над этим предложением и не давала согласия. Но я видела, что мы сидим долго и конца этому нет, что это совершенно бесполезно и бессмысленно. Я понимала, что признание вины не требует от нас никого оговаривать, кроме нас самих. А мы это переживем, ведь мы взрослые и умные люди, которые понимают, что происходит. Нам надо было просто выйти. Решение было на мне, и я его приняла, просто потом попросила команду прислушаться ко мне и принять его. Нас всех ждали родные и близкие, которые страдали не меньше нас все эти месяцы. И все равно решиться на это было непросто.

— Вас обвиняли в том, что «Пресс-клуб» неправильно платил налоги.

— Что мы якобы воспользовались упрощенной системой налогообложения, а права на нее не имели, потому что сдавали помещение в аренду. А то, что мы в этом помещении работали сами, помогали проводить мероприятия, занимались их продвижением, организовывали съемки, это никого не волновало. И признание нашей вины звучало так: мы работали, проводили ивенты, мероприятия, действовали в рамках своей миссии, мы консультировались с бухгалтерами и юристами, платили налоги и были уверены, что ничего не нарушаем. Но если следствие считает, что здесь есть нарушения, мы готовы признать вину и возместить ущерб. После этого мы писали прошение о помиловании.

— Ущерб погашался за счет средств «Пресс-клуба»?

— Да, всех средств, которые были у нас на счетах, и денег, которые получила моя дочка, продав недвижимость.

—  Сейчас главное — заняться здоровьем, буду проверять глаза, легкие, кровь. Буду без конца обнимать своих родных сколько смогу. Буду гулять. Буду смотреть на белый свет, которого не видела восемь месяцев, ведь мы жили в темноте при плохом искусственном освещении. Мы поедем с Сашенькой (дочерью. — Прим. Zerkalo.io) за боровиками. Мы с внучкой Алисой будем печь печенье. Словом, буду заниматься реабилитацией.