Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. «Запихнуть пасту обратно в тюбик» не выйдет. Что такое эпидемия одиночества и почему Беларусь тоже не избежала попадания в тренд
  2. «Это наши деньги, народные». Вслед за картофельным заговором Лукашенко обнаружил в торговле кредитный
  3. Доллару прогнозируют глубокое падение: итоги рынка валют
  4. «А мы можем себе это позволить?» ООН назвала главную причину, почему в семьях стало меньше детей, — беларусским властям не понравится
  5. «Восстающий лев». Израиль нанес масштабные удары по Ирану — атакованы ядерные объекты и ракетные заводы
  6. После свадьбы вора в законе Лукашенко приказал разобраться с ним. Как «эскадроны смерти» уничтожали беларусских авторитетов
  7. Чиновники взялись за зарплаты населения — рассылают «письма счастья» и придумали новшество
  8. В Индии пассажирский самолет рухнул на жилой район. Погибли по меньшей мере 265 человек
  9. С 1 сентября беларусы обязаны обеспечить детям образование на родине. А что с живущими за границей — рассказали в Минобразования
  10. «Ребята, мы обнаглели до крайности». Лукашенко объяснил, почему летает по Беларуси на вертолете, а не ездит с кортежем
  11. «Это все было понято неправильно». Вадим Галыгин — о своей позиции в 2020 году
  12. В Кремле охарактеризовали войну с Украиной любимым выражением Лукашенко. В ISW указали на опасность такого искажения истории
  13. Новая глава ПВТ позвала уехавших айтишников домой, но с условием. «Зеркало» попросило их ответить — вот что вышло


Олег Болдырев/

Тихий и «домашний» сын сидит в тюрьме за посты в соцсетях с критикой «СВО». Отец, вахтовик-нефтяник с многолетним опытом, вдруг решил заключить военный контракт и отправился на фронт. Родственники понятия не имели, почему и что писал в сети молодой Алексей, и теперь уже не узнают, что сподвигло его отца Дениса уйти на войну. Русская служба Би-би-си рассказывает историю этой семьи.
Фото: Reuters
Изображение носит иллюстративный характер. Фото: Reuters

В шесть утра 28 августа прошлого года в квартиру Елены Соболевой и ее сына Алексея на улице Нефтяников в поселке Нижний Одес в Коми позвонил участковый. Елена открыла, и тут же ударом двери ее отнесло к стене — в квартиру влетели трое спецназовцев ФСБ в масках и с оружием. За ними зашли трое сотрудников в штатском и потом уж только местный полицейский. На 24-летнего Алексея надели наручники, заставили разблокировать айфон. После обыска молодой человек был задержан, а два дня спустя — арестован и отправлен в СИЗО. Несколько комментариев, оставленных им под двумя видео в YouTube и парой постов в одном из телеграм-каналов, составили основу уголовного дела с обвинениями в оправдании терроризма и призывах к экстремизму.

В эти дни отец Алексея, 47-летний Денис Соболев работал месячную вахту на Ямале, на месторождении Бованенково, где трудился начальником буровой в одном из предприятий «Газпрома». На вахтах Соболев провел всю жизнь. Сначала летал на месторождения из Нижнего Одеса, где до начала 2010-х жил с Еленой, а в последние годы — из воронежского города Лиски, куда переселился с севера лет пять назад со своей второй женой. Но эта командировка у Соболева выходила прощальной: до отъезда на вахту, в начале августа, он поехал в Москву выяснять подробности заключения контракта с Минобороны.

В конце сентября арест Алексею продлили, к февралю 2025-го дело передали в суд. Так как обвинения касались оправдания терроризма, процесс проходил в 1-м окружном военном суде в Петербурге. Соболев и его защитник участвовали по видеосвязи из городского суда в Сыктывкаре. Елена сумела попасть только на одно заседание — из Нижнего Одеса до Сыктывкара 400 с лишним километров дороги. Прокурор просил дать шесть с половиной лет. В начале апреля суд приговорил Алексея к шести годам колонии общего режима.

В конце ноября 2024-го Денис Соболев опять отправился в Москву и прошел медкомиссию. В последней вахте на месторождении Бованенково ему оторвало фалангу пальца на левой руке, но препятствием к подписанию контракта это не стало. На сборном пункте в подмосковном Одинцове он провел сутки, еще пять дней — на военном полигоне. 14 декабря его отправили под Суджу, в Курскую область, где шли бои с украинскими войсками. 18 декабря он с несколькими сослуживцами отправился на боевое задание и с передовой не вернулся. Его тело нашли через месяц.

Сын

Учился Алексей неважно. После девяти классов пошел в горно-нефтяной техникум в Ухте, но не осилил английского и был отчислен. Тогда Елена отправила его к сестре, жившей рядом с Рыльском, в Курской области. Там Алексей начал учиться в авиационно-техническом училище, но — опять все тот же английский, говорит Елена — отчислили и оттуда. «Я там денег заплатила, тут заплатила, все, говорю, ты меня извини, Алексей, больше платить за тебя не буду, поступай на бесплатное», — рассказывает мама.

Алексей отправился на лето в город Лиски, в сотне километров от Воронежа, где к тому времени уже лет пять жили переехавшие из Коми родственники его отца. Сестра Дениса, которую по совпадению зовут точно так же, как и маму Алексея — Елена Соболева, уговорила его остаться в Лисках. Там Алексей поступил в агротехнический техникум и стал учиться на сварщика.

Алексей Соболев. Фото с сайта Би-би-си
Алексей Соболев. Фото с сайта Би-би-си

«Учился он хорошо, мы с его учительницей общались, она говорила, что он все-все задания делает и у него все списывают. К нему нареканий вообще не было», — рассказывает тетя. Обе Соболевы называют Алексея «домашним» и говорят, что близких друзей у него не было, а свободное время он проводил в основном за компьютерными играми. «Он мальчишка, он у нас ребенок. 15-летний ребенок, несмотря на то, что ему уже 25», — говорит тетя.

В 2019-м в Лиски перебрался с севера и Соболев-старший. Но из чего тогда состояло общение между отцом и сыном, ни сестра Дениса, ни мама Алексея не знают. Там же, в Лисках, Соболев-младший застал полномасштабное вторжение России в Украину. Его тетя не припомнит, чтобы новости о войне, которая шла в парах сотен километров от этих мест, вызвали хоть какую-то реакцию у племянника. «Не было у него мнения какого-то, — отвечает Елена на вопрос о том, какие взгляды были у Алексея. — У нас не было даже разговоров о политике с ним, скажем так. Чтобы он придерживался каких-то взглядов — нет, ничего такого».

Она очень удивилась, когда Алексея арестовали. Ей кажется, что противозаконные высказывания Алексей придумал не сам. «Он не может двух слов связать, а чтобы как-то раскритиковать, да еще такими-то фразами, я сомневаюсь. Скорее всего, это скопированный и вставленный текст, вот и все. Такие слова он никогда в жизни не употреблял».

Отец

Почему Денис решил отправиться на войну именно прошлым летом, его родственники и знакомые не понимают. Вряд ли из-за денег. «Насколько я знаю, последний раз он на хорошую скважину заезжал, — вспоминает знакомый с Соболевым с детства житель Сыктывкара Игорь Сулима. — Я был у него в гостях в 2022-м, он ожидал, когда его вызовут, а потом, когда переписывались, похвастался, что его вызвали на хорошую скважину, и до последнего времени он работал. Доход там за вахту был более трехсот тысяч».

Коллеги Соболева по вахте подтверждают. «Бригада у них была на хорошем счету, их ставили на сложные объекты, и зарплата была постоянно хорошая, — говорит Артур Канбеков, мастер одного из участков в подразделении, объединяющем около тысячи нефтяников. Канбеков говорит, что из вахтовиков на фронт уходят очень редко. — Никто тут особо не понимал, зачем он уходит, зачем он сделал этот выбор». О намерении подписать контракт Соболев сказал Канбекову в последний момент — когда тот садился в автобус, увозивший отработавших вахтовиков в аэропорт.

До того желания воевать Соболев-старший не демонстрировал. Хотя принципиальных возражений против вторжения России в Украину у Дениса не было. Сестра погибшего говорит, что в общем вся семья согласна с тем, что делают власти России. «У нас в семье не принято обсуждать именно войну, кто прав, кто виноват. Но понятное дело, что эта специальная операция нужна была. В нашей семье вот родители и мы, мы поддерживаем всю эту историю, я имею в виду Путина, поддерживаем то, что война началась», — говорит Елена.

«У Дениса отношение к данному вооруженном конфликту такое было… ну, такое, наверное, среднестатистическое, как у всех россиян. То есть как бы поддерживал, но не на такой прямо патриотичной нотке, чтоб уйти добровольцем», — рассуждает его товарищ Игорь Сулима. Денис до последнего не говорил ему о своих планах, признался за пару недель до отъезда на сборный пункт, в Москву. Игорь и не понял, что он — всерьез.

«Я собирался к нему [в Воронеж] в гости, просто он мне сказал, что он все-таки собрался на СВО. Но это было все в такой шуточной форме. Я еще сказал: «Давай попозже, я со своими проблемами разберусь, мы с тобой обсудим. Никуда не собирайся. Я думаю, он знал мое мнение, поэтому он мне и не сообщил. Потому что я бы его отговаривал до последней минуты».

Сестра предполагает, что чашу весов склонило то, что над Лисками все чаще стали летать украинские беспилотники. А может, повлияло то, что на контракт подались несколько знакомых Дениса. «У него с работы ребята многие ушли, кто по мобилизации, кто добровольцами, — утверждает она. — И он с ними, конечно, поддерживал связь. Какую-то материальную помощь они оказывали этим ребятам. Он говорил: "Мои друзья идут, а я — что, должен отсиживаться?"» — вспоминает она.

В армию Дениса призвали в середине 1990-х, но реального боевого опыта у него не было — служил в железнодорожных войсках. Сестра пыталась отговаривать его, упирала на то, что война — дело для молодых и здоровых, что надо уметь бегать, а у него одышка и палец покалечен. «Я говорю: ты понимаешь, что ты не молодой мальчишка, тебе даже не сорок. За 47 лет здоровье у тебя уже потрепанное вахтами. Это будет очень-очень тяжело. Но Денис поставил семью перед фактом — и назад, он сказал, дороги нет».

Слова

Дело против Алексея Соболева возбудили за комментарии, которые в феврале и марте 2024-го он оставил к двум роликам в YouTube, а в августе — к трем постам одного из телеграм-каналов. Под видеоинтервью «Популярной политики» с лидером Русского добровольческого корпуса Никитиным в ответ на замечание одного из юзеров о том, что в РДК собрались нацисты, а никакие не герои, Соболев возразил, назвав участников этого формирования героями, а армию, Путина и «zтников» — нацистами.

Под роликом таджикского военнослужащего в рядах ВС РФ, объяснявшего через неделю после нападения на «Крокус-Сити», что среди его соотечественников многие защищают интересы России, подсудимый написал: «Да Украина защищается от российских фашистов, Слава Украине, слава РДК» (цитата по обвинительному заключению).

В комментариях к постам в канале «Соловьиный помет», ныне недоступных, Соболев приводил лозунги, прославляющие Украину и Беларусь, и призвал «белых людей» идти вперед. Откликаясь на чей-то комментарий, одобрительно высказался о признанном властями РФ террористической организацией, запрещенном батальоне «Азов». Комментируя еще один пост, он призывал отправлять всех «zников» на восстановление разрушенной войной Украины, а потом — ликвидировать их вовсе. По выражению подсудимого — «в газовые камеры».

Последний комментарий был расценен судом как призыв к экстремизму, а все остальные — как поддержка организаций, признанных в России террористическими. Отдельно в материалах дела упомянуто, что Соболев пытался вступить в контакт с представителями РДК и Легиона «Свобода России». И писал боту украинского проекта «Хочу жить», принимающего заявки от тех россиян, кто хотел бы прекратить воевать и сдаться в плен. Переписки эти продолжения не имели, заявлял Алексей Соболев на суде.

Защита на суде подчеркивала: доказательств того, что на момент публикации своих высказываний подсудимый действительно знал, что РДК и ЛСР признаны в России террористическими организациями, нет. «Субъективная сторона в данном случае суд не интересует, — говорит адвокат Соболева Владислав Коснырев. — А что сам подсудимый имел в виду, что он хотел сказать, а чего он говорить не хотел, каковы его мотивы, цель? Что он осознавал, а что не осознавал?»

Фраза о том, что Соболеву было «достоверно известно», что упомянутые организации были признаны террористическими, по мнению адвоката, является не более чем обычным следовательским штампом, вложенным оперуполномоченным в показания допрашиваемого. «Прежде чем оказаться у следователя, он был задержан, у него был произведен обыск, с ним поработали опера. Он сказал, что впервые узнал о том, что РДК признана террористической организацией, от сотрудников, которые его задержали», — подчеркивает адвокат.

«Изначально, как только его арестовали, как только я в СИЗО его увидела, в [райцентре] Сосногорске, он сидел, ревел: «Мам, я никогда не думал, что за такие комментарии могут посадить человека», — рассказывает Елена Соболева. — Он домашний ребенок. Он из дома-то почти не выходил. Он мне говорит: "У нас всегда была свобода слова, ну высказал я свое мнение. Но это же только мнение, это же всего лишь слова"».

Ей, до того как оперативники пришли с обыском и увезли Алексея с собой, тоже было невдомек, что за слова против войны, которую ведет Россия, могут наказать. «Я столкнулась с этим сейчас, а если бы не столкнулась, то, наверное, и не знала бы об этом», — говорит мама Алексея.

Но то, что сын был против войны, она понимала. «У нас изначально был с ним разговор, и он говорил, «Как Гитлер напал на Россию? Ну как это — просто на чужую территорию». И говорил, что мы же, в принципе, на чужую территорию так же вступаем, там же такие же люди, — рассказывает Соболева. — Они так же этой войны не хотят. И мы не хотим этой войны».

Когда в сентябре 2022-го была объявлена мобилизация, сын заявил ей: «Не дай бог, если меня мобилизуют, я не знаю, как я поступлю. Я воевать вообще не хочу, не хочу людей убивать».

Свидетель

Денис Ребриков ездил учиться в Липки издалека — электричкой из своего села и потом автобусом до техникума. Приезжал, как правило, раньше всех и однажды застал в пустом классе какого-то парня. Сидели молча, потом незнакомец спросил, который час. Так Ребриков и Соболев и познакомились. Но, говорит Денис, близкими друзьями они не были, просто приятельствовали, Соболев ходил с ним за компанию назад к автобусной остановке. Что Алексея по жизни увлекало, Денис не знает, но подтверждает, что компанейским парнем Соболев не был: «Не любитель где-то там погулять и потусить. Нет, наверное, сходить-съездить куда-то в магазин может. А вот чтобы там потусить, ну, навряд ли».

После техникума Ребриков успел отслужить в армии. Уже шла война. «Был момент, когда мы закончили учебку и нас отправляли в боевую часть, а оттуда уже кого на такелажки — грузить боеприпасы, а кого-то на границу. А как выяснилось, там было уже не на границе, а чуть-чуть дальше. Там рассказывали, что где они, там до них даже пролетало. И одного там поранило, а кого-то вообще убило», — рассказывает Ребриков.

Ему предложили подписать контракт. Он отказался — сказал, что дома мама и сестра-инвалид. Сильно не давили, сказали только, что надо бы своей головой думать, а не про маму с сестрой рассказывать. Но, говорит, Ребриков, он бы в любом случае на контракт не согласился. Почему? «Ну это смерть. Сразу смерть», — отвечает он, не задумываясь.

Пока Денис был «в рядах», они с Соболевым не общались. Когда переписка в телеграме возобновилась, Алексей рассказал, что нашел работу на обслуживании буровых. Работа, однако, продлилась год, а в декабре 2023-го Соболева уволили по сокращению кадров. «Рассказывал, что дома сидит, каждый день пиво пьет и в игры играет на «плойке» (Sony Playstation)», — припоминает Денис.

Но однажды Алексей прислал ему фотографии, сравнивавшие ряды гитлеровских войск со свастиками на рукавах с украшенными z-шевронами российскими солдатами. В какой момент и почему Соболев стал против войны, Денис не знает. «Я так думаю, что он хотел как-то показать, что он против мнения большинства», — запинаясь, предполагает Денис.

Переписка между приятелями, найденная в айфоне Соболева, была использована в качестве доказательств в уголовном деле. «Соболев А. Д. придерживается антироссийских взглядов. Он негативно относится к действующей в Российской Федерации власти и политическому режиму, о чем неоднократно высказывался в ходе переписки с Ребриковым Д. С. Соболев А. Д. очень негативно относится к проведению Россией специальной военной операции на территории Украины. Ему близка сторона Украины, поэтому Соболев А. Д. считает, что Россия совершает преступление», — рублено формулирует обвинительное заключение. Почти идентичные формулировки сопровождают свидетельские показания еще трех человек, с которыми переписывался Алексей.

Денис говорит, что следователь ФСБ и начальник угрозыска, вызвавшие его для дачи показаний, давили. «Пытались с меня информацию выбить, чтобы про Алексея рассказать побольше… Оскорбления, пугали контрактом. «Если не будешь говорить правду, то отвезем к этим контрактникам, поедешь сразу туда же воевать». То есть пытались морально надавить, чтобы я испугался. Я даже не знаю, что хотели от меня услышать. Я все, что знал, рассказал».

В уголовном деле перечисляются несколько комментариев к постам «Соловьиного помета», в которых Соболев назвал себя национал-социалистом и выступал с расистскими высказываниями. В суде, когда дело дошло до рассмотрения комментариев, судья попросил Соболева уточнить, о каких «белых людях» он говорит. Алексей растерялся и ничего не ответил. Но РДК, которому он выражал поддержку в нескольких своих комментариях, возглавляет довольно известный российский ультраправый активист. Что известно Ребрикову о симпатиях Соболева к ультраправым? «А это кто?» — спрашивает Ребриков. Значение слова «националист» он тоже понимает не очень хорошо.

Баннер с надписью «Победа будет за нами!», пропагандирующего военную службу по контракту в Вооруженных силах России ,Симферополь, Крым, 27 сентября 2024 г. Фото: Reuters
Баннер с надписью «Победа будет за нами!», пропагандирующего военную службу по контракту в Вооруженных силах России, Симферополь, Крым, 27 сентября 2024 г. Фото: Reuters

Детский сад

Аделина Гудз ходила с Алексеем Соболевым в один детский сад. Когда она училась во втором классе, ее семья тоже подалась на юг и тоже — в Лиски Воронежской области. Когда туда приехал жить и учиться Алексей, мама попросила ее сходить и пообщаться с другом из далекого детства. «Он был очень закрытый, и получилось так, что только я разговаривала, разговаривала и разговаривала, — вспоминает Гудз. — Про игры. Пыталась найти хоть какую-то точку соприкосновения, но мы не смогли с ним хорошо поговорить».

Это была их единственная очная встреча, но переписка в телеграме, «не частая, но регулярная», по словам Аделины, не прерывалась. Летом 2023 года она вместе с мужем уехала из России, добралась до Мексики и, подавшись на границе на убежище в США, какое-то время спустя поселилась в Сан-Франциско. Гудз говорит, что принудительная мобилизация в сентябре 2022-го была одной из причин отъезда, а о других говорить не хочет.

Узнав, что Аделина уехала из России и обосновалась в Штатах, Соболев стал более откровенным. Хорошая работа, о которой он рассказывал раньше, пропала, другой не находилось. Алексей расспрашивал у подруги, как перебраться в Америку, чем заработать на жизнь, сетовал, что английского не знает, и боялся, что никакой работы не найдет. Был в депрессии, говорит она.

И, не особо выбирая выражения, ругал «спецоперацию». Называл ее сторонников крепостными, променявшими собственное мнение на «пропагандистское дерьмо». Говорил, что в войну вовлечены даже те, кто пытается жить в России мирной жизнью. «Жить мирно это бред, налоги идут, а на налоги создают ракеты и военную технику =>в России нет мирных», — писал он Аделине.

«Может быть, пропаганда на нем не срабатывала? — рассуждает Гудз. — Как на нас с мужем. Когда видишь везде эти плакаты, становится тошно. И думаешь о самом плохом сразу».

То ли всерьез, то ли рисуясь, Соболев говорил, что лучше уж идти воевать за ВСУ. Аделина пыталась вразумить его. «Какое «воевать»? Я его сама видела, он не создан для войны, он такой мягкий, застенчивый мальчик». Что за комментарии Алексей оставлял в соцсетях, Гудз не в курсе, а беспечность товарища объясняет так: «Мне кажется, он думал, что с ним такое просто не случится. Может быть, играло какое-то бунтарство в нем? Потому что он как бы закрытый, скромный, а внутри, может быть, был борцом».

В конце июля прошлого года Алексей позвонил в шоке, спросил, помнит ли она Диму Осипова, еще одного мальчика из детского сада в поселке Нижний Одес. Оказалось, Дима погиб на войне, то ли мобилизованным, то ли контрактником. Они поговорили больше получаса, вспомнили всех, кто был в детском саду. 9 августа она получила от него сообщение: «Привет, видала движ в Курской области?» Аделина тогда ничего не ответила. А больше сообщений от Соболева не было.

Про отца, да и вообще про семью, Алексей не разговаривал. Лишь однажды спросил: «У тебя родственники тоже zнутые? У меня например почти все, у меня отец спрашивал, если вдруг меня могилизуют, что я буду делать, я сказал, что буду воевать против РФ, и он сказал, что я предатель, он убьет меня».

Родители

Денис Соболев у копии советского танка Т-34 в воронежском музее военной техники. Фото с сайта Би-би-си
Денис Соболев у копии советского танка Т-34 в воронежском музее военной техники. Фото с сайта Би-би-си

Об аресте сына Денис узнал, когда работал на вахте. Был потрясен и подавлен, рассказывает сестра. «Ругать-то, конечно, ругал, — вспоминает его сестра, Елена. — Зачем это надо было именно в соцсети выкладывать, ладно если дома, на кухне кто-то так разговаривает…»

Денис позвонил бывшей жене, они повздорили. «Говорил, что я недоглядела, — рассказывает мама Алексея. — Я говорю «Как я могла доглядеть? Я же не залезаю к нему в телефон, и не могу залезть». Он не маленький ребенок, чтобы контролировать его. Да я даже не думала, что он может написать такое, что это обернется таким образом».

Игорь Сулима помогал матери Соболева искать адвоката. Не помнит, чтобы Денис как-то эмоционально выражался об аресте сына. Сожалел только, что не оставил Алексея с тетей и бабушкой в Воронежской области: был уверен, что там бы ничего подобного с ним не случилось.

Как-то в разговоре с бывшей женой Денис заявил, что тюрьму Алексей не перенесет, и сказал, что уголовного наказания можно будет избежать, если сын сам попросится на фронт. «Я ему ответила: "Ты же знаешь, как он относится к войне", сказала, что он не пойдет», — вспоминает Елена Соболева. В СИЗО действительно наведывались вербовщики, предлагали арестантам заменить суд на военную службу. Но Алексей рассказал, что таких, как он, «политических», обходили стороной.

В конце осени известия о том, что Денис собрался на войну, дошли и до его бывшей жены. В начале декабря, на очередном тюремном свидании она, глядя на сына через стекло кабины для свиданий, рассказала об этом в телефонную трубку. «Он мне говорит: "Мама, зачем?!" — вспоминает Соболева. — Не знаю, говорю, зачем. Он говорит: "Мам, ты понимаешь, как мало людей оттуда возвращается? А если он погибнет? Зачем он туда пошел, он же хорошо зарабатывал. Для чего, я не понимаю?"»

Елена тоже не понимает. Когда Денис уже был в Курской области и отправлялся на передовую, она в сердцах попеняла ему на то, что за три месяца после ареста сына он так и не приехал навестить Алексея. Соболев-старший извинился своеобразно: сказал, что, вернувшись с боевого задания, попросит командира о ходатайстве перед судом для смягчения наказания сыну. «Простите, бог нам всем судья, повезет попрошу у командиров ходатайство, нет [так] некого вам всем во всем будет винить», — написал он бывшей жене в телеграме.

Боевое задание

Пройдя врачебную комиссию в Москве, Денис Соболев вернулся в Лиски и стал собирать необходимое для службы снаряжение. В первых числах декабря он уехал в Москву подписывать контракт. Знакомые Дениса рассказывают, что накануне похода на пункт отбора его московский товарищ устроил ему встречу с бывшим бойцом, который потерял на «СВО» ногу. Товарищ хотел отговорить Дениса от фронта. Присутствовал и еще один мужчина из Нижнего Новгорода, тоже решивший идти на войну. Что именно говорил ветеран, неизвестно, но наутро нижегородец собрал вещи и уехал на вокзал, обратно домой. А Соболев своего мнения не изменил и поехал наниматься в армию.

Подписав контракт, Денис провел сутки в сборном пункте в парке «Патриот» под Москвой. Затем вернулся в Воронежскую область. Но не к родным, а на тренировочный полигон. «Он пробыл там пять дней и урывками — «у меня все хорошо» — звонил и отключался, звонки им были запрещены», — рассказывает сестра Соболева. 14 декабря его подразделение отправили в Курск. «Вот она, вся тренировка, вместе с дорогой. Никаких двух месяцев подготовки не было. Единственное, что была надежда, что, может быть, там на месте где-то есть еще полигоны, где ребят тренируют. Но нет».

Возможно, Соболев предполагал, что их часть окажется в Глушково — курском поселке, оказавшемся в начале осени 2024-го почти на самом краю наступления ВСУ. Несколько лет назад туда переселилась из Нижнего Одеса в Коми сестра его бывшей жены, но летом 2024-го, когда в Глушково уже прилетали снаряды и весь поселок был эвакуирован, вернулась на север. 16 декабря, в последней переписке с Еленой, Денис спрашивал адрес бывшей свояченицы, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится оставленный дом. Но вместо этого новых контрактников отправили восточнее, к Судже, где шли бои.

Последний раз Денис был в сети 18 декабря, послал родителям и сестре фотографию в форме и с автоматом. 20 декабря бывшая жена написала: «С тобой все хорошо?», но это сообщение осталось непрочитанным.

О том, что произошло, сестра Дениса узнала много позже. 25 декабря Соболев был признан пропавшим без вести, а через две недели родным позвонили из Ростова и пригласили на опознание тела. Медицинская экспертиза заключила, что Соболев погиб не позже 21 декабря. Из переписки с родными других военнослужащих сестре удалось узнать немного. «Первая группа ушла на боевое задание 18 декабря рано утром. И вроде как они попали под минометный обстрел. И следующая группа, и в ее составе — мой брат, ушла уже 18 декабря к вечеру, — рассказывает Елена. — Они дошли до пункта назначения, встретились там с какой-то еще бригадой позже, и там уже был большой прилет дронов».

Денис Соболев в экипировке с автоматом перед отправкой на передовую. Фото с сайта Би-би-си
Денис Соболев в экипировке с автоматом перед отправкой на передовую. Фото с сайта Би-би-си

Елена долго не могла сообщить Алексею о смерти отца. Делать это надо было бы с глазу на глаз, а не письмом. Начался суд, и попасть в СИЗО на свидание не удавалось. В итоге Соболев-младший узнал об этом во время перерыва в судебном заседании, услышав в судебном «аквариуме», как адвокат спросил Елену: «Вы сказали Леше, что папа погиб?»

Алексей ничего не сказал. «Он на меня глаза вытаращил вот такие, — вспоминает Соболева. — И замолчал. Покраснел весь лицом. И все. Он все это в себе держал. Потом мне сказали, что в камере от него впервые мат услышали. Сокамерник его сказал: "Я от Алексея до того мата не слышал ни разу"».

Обсудить это удалось сильно позже, когда суд наконец разрешил Елене свидание с сыном. Мать начала рассказывать то, что было известно о последних днях Дениса. Сын нервничал, сцепил пальцы. Когда Соболева рассказала ему про идею Дениса с ходатайством суду, сын сказал, что ничем бы отец ему не помог, что суд идет по накатанной колее к приговору и не обращает внимания на то, что говорит защита. И еще раз спросил: «Зачем он туда пошел?»

28 декабря, когда Денис еще числился пропавшим без вести, его телефон неожиданно появился в сети. Сестра переполошилась, стала звонить, но трубку никто не снимал. Знакомые, работающие в военкомате, посоветовали проверить состояние банковских счетов Соболева. Выяснилось, что в течение пары дней со счета ушло около миллиона шестисот тысяч рублей.

Родственники Дениса написали заявление в полицию и военную прокуратуру. Вскоре был задержан один из солдат, в чьи обязанности входила эвакуация тел у деревни Куриловка, под Суджей. Задержанный заявлял, что всего лишь вставил сим-карту из телефона, найденного у погибшего. Соболева сомневается — ни телефона, ни даже паспорта у брата не нашли. Предполагает, что телефон с банковским приложением разблокировали, приложив к экрану палец покойника. Суд по обвинению в хищении денег еще не закончен, пострадавшей заявлена вдова Соболева, Светлана.

Полиграф

Денис Ребриков, свидетель обвинения в деле Алексея Соболева, так и не стал сварщиком, а по ночам собирает в коробки заказы на московском складе одного из российских маркетплейсов — платят за это лучше. В середине апреля этого года он был в родных краях, и к нему подошли полицейские, попросили сесть в машину. Машина отвезла Дениса в гостиницу в Воронеже, где его передали никак не представившемуся мужчине в штатском. Тот отвел молодого человека в один из гостиничных номеров, где был еще один мужчина и женщина у каких-то приборов на столе. Ребрикова усадили на стул. Один из штатских зашел к нему за спину.

«Первое, что начал делать, это бить меня по голове, — вспоминает Денис. — Я спрашиваю "за что вы меня бьете? Что вообще происходит?" Ну, он говорит, что за дискремитацию (так у собеседника — Би-би-си) армии. Не слабо и не прямо сильно, но нормально так бил. И угрожали. "Либо ты нормально сейчас ведешь себя, рассказываешь все, как есть, на доброй ноте, без пыток, без подвалов, либо…"»

Прибор на столе оказался полиграфом. По несколько раз Ребрикову задавали одни и те же вопросы: где родился, сотрудничал ли со спецслужбами других стран, есть ли ему что скрывать от ФСБ. Ничего о причинах такого допроса ему не сказали. Денис предполагает, что схватить его могли потому, что однажды, просматривая в YouTube какое-то видео о войне в Украине, он щелкнул по ссылке, которая, как оказалось, вела на телеграм-бот Легиона «Свобода России». О том, что это подразделение воюет на стороне ВСУ против России, Ребриков, по его словам, понятия не имел. Говорит, что боту никаких своих данных не оставлял. Возможно, ссылка в видео (какое именно, Ребриков уже не помнит) вела на фишинговый сервис, при помощи которых российские спецслужбы пытаются вычислить тех, кто симпатизирует Украине.

Допрос закончился, в комнату зашел мужчина, который бил Дениса по голове. «Говорил, что данные полиграфа проверят через какое-то время. Если, говорил, ты нас обманешь, то в следующий раз уже дело будет под пытками в подвале. Пугали еще сроком, что выйдешь из тюрьмы в 40 лет, если повезет — в 38», — запомнил Ребриков.

СИЗО

Дорога на ежемесячный часовой разговор с сыном по телефону через зарешеченное стекло комнаты свиданий СИЗО у Елены Соболевой занимает вечер и ночь. После работы в сельском магазине — 70 километров на такси до Ухты за две тысячи рублей, в 11 вечера — автобус до Сыктывкара за полторы тысячи. С трех ночи до семи утра она коротает время на сыктывкарском железнодорожном вокзале, потом снова садится в такси, за 500 рублей едет на северную окраину города и занимает очередь перед открытием СИЗО в 9 утра.

Зимой Алексея перевели в другую камеру, в отсек тюрьмы, где содержатся такие же, как он — обвиняемые по политическим статьям. Там заключенные пытались переговариваться, используя трубы отопления, идущие по камерам. Надзиратели стали бороться с этим, громко включая музыку. Сын попросил Елену привезти беруши, но от музыки, что орет уже третий месяц, они не помогают.

До этого Соболев говорил «по батарее» с сидевшим в соседней камере Александром Скобовым, диссидентом советской закалки, осужденным на 16 лет тюрьмы за «оправдание терроризма» в комментариях в сети о подрыве Крымского моста осенью 2022 года. В апреле Скобов исчез из камеры — видимо, в наказание за то, что прокричал «Слава Украине!» На недавней перекличке, рассказал Алексей матери, имя пожилого заключенного назвали, но он не услышал, откликнулся ли тот.

На последнем свидании в разрешенный объем передач Елена положила немного еды для сокамерника Алексея — воркутинского юриста Геннадия Калашникова, осужденного на 15 лет тюрьмы за призывы к экстремизму, оправдание терроризма и «вовлечение в деятельность РДК». Последнее обвинение родилось из короткой переписки Калашникова с сыном, который срочником подписал контракт и был отправлен из Мурманской области на войну с Украиной.

«Поехали в РДК?» — написал отец сыну под ссылкой на ролик запрещенного в России формирования. Сын ответил, что это ему совсем неинтересно и что он хочет играть в компьютерные игры. Переписку нашли, когда собирали доказательства — комментарии, которые воркутинец оставлял под постами РДК.

Алексей Соболев остается в СИЗО в ожидании апелляции на апрельское решение суда. Надежд на то, что она существенным образом облегчит приговор, ни у него, ни у его матери нет. Елена переживает, как бы апелляция не закончилась, как иногда бывает, ужесточением срока.

Настроение у сына часто очень подавленное, но мать просит его думать о жизни после тюрьмы. «Я ему в письме написала: давай, возвращаешься потом домой, ничего, на этом жизнь не останавливается. А он говорит: "Куда мне возвращаться?" Он категорически не хочет жить в России. "С нашими законами, со всем этим государством совсем я не хочу здесь жить", — говорит. У него любимое слово — это ГУЛАГ-2».